В средние века Алагирское общество состояло из 6 более мелких: Уаллагирское (Уаллагкомское), Архонское, Мизурское, Садонское, Нузальское и Цейское. Каждое из них состояло из 5-8 небольших, но многофамильных селений, имело свою историю формирования. Этнограф Б.А. Калоев полагает, что они возникли в разное время, наиболее древними являются Уаллагирское и Нузальское общества. Первое из них размещалось недалеко от входа в Алагирское ущелье на правой стороне. В огромной котловине вдали от р. Ардон находилось шесть небольших селений, среди которых выделялись Урсдон (со своей мощной крепостью) и Донисар, но особенно — Дагом и Цамад. Предположение этнографа о давности возникновения названных сел подтверждается археологическими находками, в частности, аланскими кладбищами возле Дагома. Местные жители считали их принадлежавшими легендарному народу, погибшему в глубокой древности от какой-то страшной болезни. Народ этот обозначался не поддающимся расшифровке словом царциатæ. До недавнего времени местное население перед началом великого поста устраивало совместные поминки по якобы погибшим в этот день царциатам. Этимология названия царциата неизвестна; вероятно, под этим этнонимом в народных преданиях скрывается аланское население, погибшее в период монголо-татарского нашествия.
В предании, сохранившемся в народном творчестве, говорится, что рассматриваемое ущелье в качестве «доли младшего» перешло к «Цахилу, сыну Кусага, внуку Ос-Багатара». На занимаемых потомками Цахила землях археологи еще в начале XX в. отмечали «целый ряд развалин, относящихся к различным эпохам, включая средневековье. Они представляют собой остатки крепости, отдельные боевые и жилые башни, а также святилища». Специалисты выделили крепость Урсдоны уаллаг кау фидар. Она располагалась на правом берегу р. Урсдон, представляя собой целую систему оборонительных укреплений; прикрытые заградительными стенами пещеры, приспособленные для нужд обороны и жилья.
На западном участке крепости стояла четырехъярусная башня; еще 4 башни прикрывали подступы к жилым и хозяйственным строениям. По сведениям известной еще в довоенное время ленинградской исследовательницы Е.Г. Пчелиной, найденные ею в крепости трехлопастные наконечники стрел принадлежали аланам.
Жители ущелья, по мнению Б.А. Калоева, сыграли большую роль в формировании других обществ Осетии. Многие фамилии, ныне живущие в Центральной и Южной Осетии, родиной своих предков считают Дагом, Цамад и другие селения Уаллагира. Здесь же, напротив, нет ни одной фамилии, выводившей свою генеалогию из других мест Осетии. Многочисленные материалы сословно-поземельных комитетов и комиссий, действовавших почти 70 лет, начиная с 40-х гг. XIX в., содержат однотипные данные о происхождении фамилий рассматриваемого ущелья; все они восходят к «детям» и «внукам» легендарного Ос-Багатара. Так, например, в прошении 1859 г. в Комитет по разбору личных и поземельных прав населения Военно-Осетинского округа Кулаевы из селения Дагом отмечали, что их фамилия «получила свое название от Кула, внука Кусагона, всеобщего родоначальника кусагонцев». В предании Бесоловых из Урсдона, считавших себя прямыми наследниками Кусагона, «сына Ос-Багатара», рассказывается о появлении общего предка на занимаемой территории. Земли вокруг Дагома ему будто бы достались после раздела семьи Ос-Багатара.
К древнейшим селам Алагирского ущелья относится и Цамад, населенный потомками другого сына Ос-Багатара, Сидамона. Из этого аула также вышло много фамилий, обосновавшихся в разных местах горной Осетии. Некоторые из них (Дзугаевы, Калоевы, Челехсаевы), живущие в верховьях рек Б. Лиахва и Ардона, по родословным преданиям, покинули Цамад не позднее XV-XVI вв.
Выходцами из Дагома и Цамада считают себя Агнаевы, Амбаловы, Зангиевы, Карсановы, Тиджиевы и др.
В 30-х гг. XX в. Е.Г. Пчелина собирала в здешних местах археологический, этнографический и фольклорный материал. Ее информаторами являлись Татари Агнаев (70 лет) и Ахте Караев (70 лет) из Дагома, а также житель Цамада Георгий Черчесов (1819 года рождения — по данным Пчелиной; в том же 1938 г. здесь от того же информатора записывала фольклор Е. Баранова, которая определила возраст Г. Черчесова в 114-120 лет). Комплексный анализ разнообразных памятников истории привел Пчелину к выводу, что «самым древним местом поселения потомков сына Ос-Багатара Цахила колена Цахилта является Урсдонское ущелье и его каута (села): Дагом, Урсдон, Донисар».
В предании о заселении данного ущелья говорится, что после смерти Цахила старший из его сыновей — Дата — получил «долю старшего», которая состояла из пространства земли «для образования нового поселения, участка пашни в местности Арв и луга на плато Гашка на хребте Стыр рагъ». Помимо этого, в «долю старшего» вошли предметы из дома Цахила: железная надочажная цепь, медный котел для варки пива и деревянное корыто для хлеба. На указанном месте Дага нашел разрушенное строение и сложенный из камня на известковом растворе цырт (памятник в честь умершего, который ставили не на могиле, а на обочинах дорог, чтобы усопшего поминало большее количество людей).
Причем, на цырте сохранился отпечаток ладоней рук. В первые годы советской власти этот цырт местное население использовало в качестве святилища и называло его Уациллайы кувæндон.
Потомки Дага, согласно устной традиции, жили здесь «в довольстве и богатстве». В Дагоме со временем «стало так много домов, что по их крышам можно было перебежать от одного края села до другого». К началу XX в. в селе насчитывалось 140 дворов. Здесь жили Цабиевы, Агнаевы, Бурдзиевы, Касаевы, Караевы, Габуевы, Джигкаевы, Себетовы, Ваниевы, Бигаевы, Кулаевы, Салаевы, Хнеевы и Бураевы. По словам информаторов, в Дагоме было три фамильных ныхаса — Агнаевых, Касаевых и Караевых.
В настоящее время в селе отмечено семь руинированных жилых и боевых башен. Большой интерес для специалистов представляют святилища Дагома и его окрестностей. Наиболее почитаемым являлось святилище Зæронд Уастырджийы дзуар, считавшееся «братом Рекома». Уастырджийы дзуар представлял собой небольшую часовню, «построенную на вершине огромного отдельно стоящего камня». Перед входом в часовню имеется углубление со специально установленным жертвенным камнем (Пчелина). По мнению специалистов, данное святилище носило «чисто военный характер»: после проведенного возле него кувда (пиршества), отсюда отправлялись в поход отряды воинов из клана Цъæхилтæ. Эти своеобразные дружины формировались из расчета по одному мужчине с каждого двора. Причем, в походе запрещалось участвовать самому старшему и самому младшему мужчине каждого дома. Воином становился тот, кого старики называли «лучшим мужчиной в доме», отличившегося в стрельбе, джигитовке, в борьбе и различных гимнастических упражнениях. У выбранного для похода всадника в переметной суме имелся запас пищи на три недели. Запас еды состоял из сушеной баранины, сыра и поджаренных зерен ячменя.
Как уже отмечалось, Дагом играл важную роль в общественной жизни средневековых осетин. Рядом с селом находился Мадизæн — своеобразный судебный орган Центральной Осетии. Местное население так и называло его — Дæгомы тæрхондон («Дагомский суд»). Подробное описание данного института привел известный российский ученый М.М. Ковалевский в работе «Современный обычай и древний закон» (М, 1886. Т. II, с. 217-218): «особенным почетом у всех северных осетин пользовались посредники из 3-х соседних друг с другом селений: Дагома, Цамада и Урсдона; они заседали в Дагоме, в священном месте, именуемом Мадизæд (ангел матери, вероятно, Божьей матери). Место это расположено среди двух (очень глубоких) ущелий… Площадка, на которой располагались посредники, могла вместить весьма ограниченное число лиц, — что и требовалось для устранения всякой возможности вооруженного вмешательства заинтересованных сторон в деятельность судей. Площадка эта лежала на таком расстоянии от места нахождения сторон, что переговоры судей не могли быть услышаны тяжущимися. Все эти обстоятельства вместе взятые, равно как и близость одного из наиболее чтимых святилищ или дзуаров, в котором обвиняемая сторона могла принести очистительную присягу, — делали суд в Дагоме наиболее популярным в глазах Иронов… Суд, окотором только что шла речь, более не собирается в Дагоме, но на месте, где он собирался, доселе можно видеть большой камень, высеченный в форме скамьи, на котором и восседали выбранные сторонами судьи, в важных случаях в числе девяти, а в менее важных в числе семи, пяти и даже трех». Один из дореволюционных исследователей Дагомского прихода А. Скачков отмечал, что здесь «решались все важнейшие тяжебные дела осетинских ущелий: Алагирского, Куртатинского и Дигорского». Если какое-то дело не могло решиться непосредственно участниками спора или конфликта, то с ним приходили на Мадизæн в Дагоме. Существовала поговорка: «Если дело не решится в дагомском Мадизане, то не решится и на том свете». Коль скоро было «произнесено решение дагомских стариков и камень поставлен к дверям святилища Уастырджи, то уже никто не мог противоречить. Ослушнику грозил гнев всей Осетии» (Скачков).
Судьями — тархонлæг — являлись не только старики, но и люди зрелого возраста. Помимо тархонлагов, в заседаниях принимали участие их помощники (раст лæгтæ) — по 2-3 на каждого тархонлага. Заседания иногда длились три и более дней. Тархонлаги из Дагома пользовались известностью не только в Северной, но и в Южной Осетии. Одним из самых известных и авторитетных медиаторов являлся Сабе Медоев (родился приблизительно в 1822-1825 г. — умер в 1910 г.). Обладая незаурядными ораторскими способностями и знанием осетинского обычного права, он на протяжении всей своей жизни был признанным тархонлагом при примирении кровников.
Однако в памяти народа он остался прежде всего как одаренный народный певец и сказитель. В юности он проходил уроки мастерства у известных знатоков нартовских сказаний Гито Караева (147 лет) и Лола Лолаева (140 лет). Профессор Г.А. Дзагуров, записывавший варианты циклов эпоса, дал С.
Медоеву высочайшую оценку как крупному знатоку и интересному рассказчику нартовских циклов, особенно подчеркнув его глубокое знание родословных нартовских родов. От Сабе репертуар восприняли его сыновья — Баззе и Урусхан Медоевы; с их напева в конце XIX в. записаны на пластинки народные песни.
Интересно, что дагомские тархонлаги нередко выступали с важными общественными инициативами. К таковым, в частности, можно отнести принятое в конце XIX в. решение о запрещении калыма — своеобразной платы за невесту. Когда в декабре 1905 г. житель селения Цамад Дагомского прихода Цоу Черчесов за свою дочь взял с Мусы Караева калым в размере 4 быков, 6 коров и 2 лошадей, сельский старшина уже на другой день изъял калым и вернул его Караеву.
Каждая фамилия, живущая в Дагоме, Цамаде и других селах Уаллагирского общества, имеет свою родословную, содержащую немало интересных страниц. Однако, ограниченные рамками данной публикации, мы расскажем лишь о некоторых фамилиях.
Конечно, коль скоро большинство современного населения этого общества ведет свои родословные от Цъæхилтæ, то свой рассказ мы с них и начнем.
Из книги:
Гутнов Ф. Х.
Века и люди (Из истории осетинских сел и фамилий)
